подробный краткий пересказ рассказ» запомни его лицо » пожалуйста помогите срочно прошу

Вопрос школьника по предмету Литература

подробный краткий пересказ рассказ» запомни его лицо » пожалуйста помогите срочно прошу

Ответ учителя по предмету Литература

Школьная пора моей жизни делится на два основных периода: до публикации

моих стихов о любви и после их публикации.

Будучи семиклассником, я написал о том, сколько счастья приносит

человеку любовь. Мама прочитала стихи, вынула из пластмассового футляра очки

и еще раз прочитала.

— Откуда ты взял, что любовь приносит счастье? — спросила она.

Я знал, что маме любовь счастья не принесла. Избегая вопросов о моем

отце, которого я ни разу в жизни не видел, мама с нарочитой гордостью

сообщала: «Я мать-одиночка!» Сообщала так, как если бы, подобно Менделееву,

в одиночку создала невиданную таблицу. После ее сообщений люди молча,

глазами и мимикой, выражали убеждение, что воспитывать ребенка вместе с

отцом — занятие странное и нелепое.

Хотя мое восторженное отношение к любви вступило в конфликт с маминым

жизненным опытом, она все же перепечатала у себя в поликлинике стихи на

пишущей машинке.

— Как подписать? — предварительно спросила она.

— Александр Гончаров!

— А может, все-таки… Саша Гончаров? Или Саня? И указать номер школы?

— Любовь и номер?! — воскликнул я. — Припиши еще, что я учусь в седьмом

классе!

— Александр Гончаров? — раздумывая, переспросила мама. И закурила. —

Такое имя и такая фамилия в литературе ко многому обязывают. Скромно ли

будет?

— Брать псевдоним тоже нескромно, — ответил я. — Для этого надо быть

писателем.

То ли имя подействовало, то ли фамилия, но через месяц стихи были

напечатаны в вечерней газете.

Можно сколько угодно проработать инженером или врачом, и никто не будет

по этому поводу останавливать тебя во дворе или кричать в лифте. «Ну,

молодец!» Меня ощупывали любопытными взглядами. «У них, у поэтов, это рано

начинается!» — доверительно пояснила наша соседка по квартире, приобщаясь

чуть-чуть к моей славе.

Я знал, что любовь обязана приносить людям радость. Иначе зачем она?

«Правда, по отношению к маме… она не выполнила своих обязанностей», — с

грустью констатировал я.

Угадав мою мысль, мама сказала:

— Любовь не звучит в сольном исполнении. Здесь нужен дуэт.

Я понял, что мамина любовь была одинокой солисткой.

— Но в результате родился ты! — сделала открытие мама. — Значит, любовь

и мне кое-что принесла. Как я раньше до этого не додумалась?

Мама все делала обстоятельно, несуетливо. Так она и рассуждала сама с

собой. Она постоянно следила за тем, чтобы содержание (манера мыслить,

общаться и действовать) не противоречило форме, то есть ее внешности,

которая была солидной и даже, как говорила она сама, фундаментальной. И

голос не отрывался от формы: он был низким и хриплым. Мне не нравилось,

когда мама называла его «прокуренным». Приятней было, когда говорили, что у

мамы контральто. Слова ее не слетали с языка, а возникали откуда-то из

глубины и потому звучали веско, продуманно. А мамино лицо я не берусь

описать… Это было лицо моей мамы. Вот и все.

Хоть я был у мамы единственным — безусловно, первым и, безусловно,

последним — ребенком, ее вполне можно было назвать матерью-героиней: она

рожала меля трое суток.

— Это был подвиг! — говорила врач-акушер, которая стала первой

свидетельницей моего появления на свет.

Уже почти невесомая, чуть-чуть покосившаяся на левый бок старушка, она

обладала такими снайперски проницательными глазами, что при ней можно было

не произносить слов: она все предвидела и обо всем догадывалась заранее.

В утро моего рождения она догадалась, что мама больше терпеть не может.

— Придется прибегнуть к щипцам, предложила я Маше, — вспоминала

Александра Евгеньевна. — А она не позволила. Хотела, чтобы ты вступил в

жизнь, так сказать, естественным образом. Да что говорить… Героиня!

— Подвиг… Героиня… Что вы, Александра Евгеньевна! — без всякого

кокетства возражала мама. — Обычное бабье дело. Вы от меня трое суток не

отходи